А я смотрел ему вслед.
– Сукин сын, – пробормотал я.
Я встал, и завернувшись в армейское одеяло, побрел в хижину. До меня доносились запахи кофе и супа, и мой желудок жаждал и того и другого – да побольше.
В камине горел огонь, и мой кофейник висел рядом с огнем. Суповый чайник болтался на своем крючке. Суп варился из старых запасов и замороженного мяса, и я был слишком голоден, чтобы капризничать. Все остальные, наверное, чувствовали себя так же.
Томас, похрапывая, дрыхнул на одной из лежанок. Жюстина улеглась за ним, прижавшись лицом к его спине. По меньшей мере их руки и лица были чистыми. Мак сопел на другой лежанке, голый до пояса. Грудь и живот ему, очевидно, отмыли от грязи – и от крови, натекшей из ран.
Сарисса отсутствовала. Как и Молли. И Хват. Я был уверен, что они ушли навсегда.
Кэррин сидела у огня, глядя на пламя, с чашкой кофе в руках. Мыш сидел рядом. Когда я вошел, он посмотрел на меня и принялся вилять хвостом.
– Ты не взяла одеяло? – тихо спросил я.
– Когда огонь как следует разгорится, – сказала она, – я думаю, что смогу принести твой плащ.
– Я буду выглядеть как эксгибиционист, – сказал я.
Она улыбнулась, чуть-чуть, и протянула мне две чашки. Я взглянул: в одной был кофе, в другой очень густой суп. Она передала мне походную вилку для супа.
– Еда так себе, – сказала она.
– Да пофиг, – ответил я и сел у очага напротив – и греться, и поглядывать на Кэррин. Тепло вместе с супом и кофе вливалось в мой живот, и я начал чувствовать себя человеком впервые… за много времени. Все тело ныло. Приятным это не назовешь, но, кажется, я честно заработал свои болячки.
– Господи, Дрезден, – сказала Кэррин, – ты бы хоть руки помыл. – Она взяла салфетку и, наклонившись, стала вытирать мне руки. Мой желудок вякнул, что прервать еду было плохой идеей, но я поставил чашки рядом с собой и позволил ей продолжать.
Она вытирала мне руки терпеливо, потратив на это пару салфеток. Потом сказала: – Наклонись.
Я наклонился.
Она взяла свежую салфетку и вытерла мне лицо, медленно и заботливо. Оно все было в царапинах и порезах. Когда она очищала один из них, стало больно, зато потом чувство сделалось приятным. Иногда кое-что, полезное тебе в долгосрочной перспективе, немного болит, когда впервые за него берешься.
– Ну вот, – сказала она миг спустя. – Ты выглядишь почти по-человечески… – Здесь она сделала резкую паузу и опустила глаза. – Я имею в виду…
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – сказал я.
– Да.
Огонь потрескивал.
– Что там с Маком? – спросил я.
Кэррин посмотрела на спящего человека.
– Мэб, – сказала она. – Она появилась здесь несколько минут назад и посмотрела на него. Потом, прежде, чем кто-то успел среагировать, она сорвала с него бинты, сунула пальцы в рану и вынула пулю. И бросила прямо ему на грудь.
– Но раны нет, – заметил я.
– Нет. Начала затягиваться в ту же минуту, как Мэб сделала это. Но ты помнишь случай, когда его жестоко избили в его же баре? Почему ткани не регенерировались тогда?
Я покачал головой:
– Может, потому что тогда он пребывал в сознании.
– Он отказался от обезболивающего. Я помню, мне это тогда показалось странным, – пробормотала Кэррин. – Что он такое?
Я пожал плечами:
– Спроси у него.
– Я спрашивала, – сказала она, – прежде чем он отключился.
– И что он ответил?
– Он сказал: «Я готов».
Я фыркнул.
– И как ты думаешь, что это значит?
Я поразмыслил над этим: – Может, он имел в виду, что он в отключке?
– И мы это так и оставим? – спросила она.
– Если он этого хочет, – сказал я. – Считаешь, мы должны его пытать?
– Логично, – сказала она и вздохнула. – Может, действительно, лучше дадим ему отдохнуть.
– Может, нам стоит позволить ему продолжать варить пиво, – сказал я. – А что Томас?
– Проснулся. Поел. – Она нахмурилась и уточнила: – Поел супа. Спал пару часов. Эта здоровенная костлявая тварь всерьез измотала его.
– Всегда находится кто-то больше тебя, – сказал я.
Она хмуро посмотрела на меня.
– С одними это бывает чаще, чем с другими, – уточнил я.
Она закатила глаза.
– Ну так? – сказал я миг спустя.
– Ну так? – сказала она.
– Кгм. Нам стоит поговорить?
– О чем?
Мыш смотрел то на нее, то на меня и начал с надеждой вилять хвостом.
– Цыц, – сказал я и почесал его за ухом. – Какая-то шпана, сплошь из костей, смогла тебя завалить? Ты получаешь слишком много косточек от благотворительности? Эта драка должна была быть типа Скуби-Ду против Скуби Закусь-Призрака.
Мыш счастливо скалился, не слишком расстроенный, продолжая вилять хвостом.
– Не будь с ним так суров, – сказала Кэррин. – Всегда находится кто-то больше тебя. – Потом она покачала головой и добавила: – Ох, мы просто как дети. Цепляемся за любой предлог, лишь бы не говорить сейчас о наших отношениях.
Чашка с супом дернулась, едва не опрокинувшись.
– Кгм, – сказал я. – Да. – Я сглотнул слюну. – Мы… мы целовались.
– Есть песня о том, что это значит, – сказала Кэррин.
– Да. Но я не умею петь.
Она замолчала, а потом ее чашка с супом стала тоже подрагивать в ее руках.
Потом очень осторожно она заговорила: – Есть определенные факторы…
– Типа Кинкейда, – сказал я без эмоций.
– Он не один из них, – сказала она. – Уже нет.
– О, – сказал я, слегка удивленно.
– Это ты, Гарри.
– Я был уверен, что окажусь фактором.
– Да, – сказала она. – Но… не фактором «против». – Она взяла меня за руки. – В течение последнего дня я видела в тебе проявления, которые… беспокоят меня.